II-я ГЛАВА.

Переходя к вопросу о происхождения агап, мы оказываемся уже несколько подготовленными к его решению.. Действительно, агапы - особенно первого периода своей истории, как это немного и с одной стороны выяснилось, оказываются настолько самобытными, настолько специфически христианскими по своему содержанию, что говорить об их заимствовании Церковью откуда бы то ни было по меньшей мере не приходится. В то же время мы уже видели, что поминальные агапы - явление прямо языческое не только по форме, но и весьма часто по содержание Таким образом, нам остается решить о происхождении формы агап не поминальных, - агап, как явления изначального в жизни Церкви. Этот вопрос вызывает несколько различных решете. По одному решению, агапы всецело не только по содержанию, но и по форме - явление чисто и специально христианское. По другому, форма агап заимствована Церковью, при чем источник заимствование определяется очень различно. Так Г. Emperor видит в агапах заимствование у саддукеев. Bulducci - y ессеев, Witsins - y евреев, Lightfoot-от храмовых и синагогальных трапез, имеющих целью угощение гостей. Евхерий Лионский указывает источник агап в греко-римских поминальных трапезах, Седулий Скотт, Rochette, Ramsay и Ульгорн - там же [1]. Для того, чтобы согласиться с кем-нибудь из указанных авторов, несомненно, следует рассмотреть те явления религиозно-бытовой жизни, в которых тому или другому исследователю угодно видеть источник христианских агап.

§ 1.

Обращаясь сначала к аналогичным явлениям религиозно-бытовой жизни Греции и Рима, мы наблюдаем поразительно сходные с христианскими агапами трапезы, которые почти постоянно составляли существенную часть многочисленных обществ и ассоциаций. Это обстоятельство ставит нас лицом к лицу с необходимостью подробнее познакомиться с этими обществами, - тем более, что агапы, как явление аналогичное общественным трапезам, характеризовали христианство в туже сторону, в которую трапезы, - явление аналогичное агапам, характеризовали упомянутые ассоциации. Другими словами, - имея одинаковое внешнее обнаружение жизни, христианство и языческие ассоциации должны были стоять в одинаковом положении в государстве и в одинаковом отношении к законам Империи [2].

Масса ассоциаций, общин, содружеств, союзов и объединений покрывала собою, как частой-частой сетью, поверхность Греции. Каждое из этих обществ представляло собою "добровольное объединение лиц для достижения поставленной себе цели" [3]. Принимая за принцип деления цель существования, Аристотель делит всю их совокупность на две громадных группы. Он различает общества, которые преследуют общественную пользу, и общества, которые имеют целью общественное удовольствие,

собираясь di hdonhn, qusiaV eneka kai sunousiaV [4]. Но несомненно, что этими двумя группами далеко не исчерпывается все множество объединений. Цибарт (Ziebart), сделавший для изучения греческих обществ тоже, что Либенам (Liebenam) - для изучения римских [5], намечает их гораздо более и, судя по научным достоинствам его исследования, исчерпывает их во всей полноте. Стремясь к этому, он предупреждает, что "часть, трактующая об этом, имеет скорее статистический характер" [6]. В качестве необходимой предпосылки условий и обстоятельств происхождения этих обществ, в качестве той почвы, на которой и из которой разрослись в таком количестве ассоциации, Цибарт ставит фамильные ассоциации, "под каковое понятие в наше время подходят только высокоблагородные дома. Между ними и частными обществами в наше время только очень слабая взаимная связь по форме и организации, но с совершенно иною важностью они являются в истории развитая греческих обществ. Греческие фамильные общества составляют необходимое предположение возникновения частных обществ. Первоначальное и первое содружество Греции - семья, которая имеет свой срединный пункт в культе предков. Частная община только отображение семейства, quasi-фамилия, которая имеет свое искусственное средоточие в quasi-культе предков ее основателя" [7]. Эти фамильные общества не имеют ничего общего с древними благородными genh - Они представляют попытку заменить собой уже замкнувшийся и вполне развитой genoV;, существование которого всегда подвергалось опасности и являются "добровольным объединением лиц", по преимуществу принадлежащих к одной и той же семье, - семье основателя или основательницы. Древнейший пример такого объединения так называемой культовой ассоциации мы находим в 210-195 году до Рождества Христова [8] на острове Тера. Подобнаго же рода институты встречаются в Галикарнасе [9], Лидии [10], на Крите [11] и в Смирне [12]. "Фамильными обществами образуется переход к культовым союзам в широком смысле, - к тем обществам, в которых можно указать следы фамильной взаимосвязи" [13]... В первой лиши сюда относятся экономические ассоциации. Это, прежде всего, "персональные" общества, societas, т.е. "объединение нескольких лиц на время для достижения определенной цели" [14]. Эти цели распадались на промышленный, ремесленные, сельскохозяйственные, иногда - имеющие в виду банковые операции. "От таких отношений societas был очень небольшой шаг до основания обществ с постоянной целью" [15]. Употребляя юридическую терминологию, eranoV-societas, - временное объединение, легко и незаметно мог перейти и перешел в eranoV-Uerein, оставаясь совместно существовать с ним [16]. К хозяйственно-экономическим же обществам принадлежали имущественные, которые были обусловлены в своем появлении способом ведения государственного хозяйства в Греции, именно системой отдачи на откуп той или другой отрасли жизни или промышленности. Этим путем были вызваны к жизни горнопромышленные общества [17], общества с целью аренды пошлин [18], торговые гильдии [19] и из этих последних особенно часто, в силу условий самого труда, общества корабельщиков, - nauklhroi, emporoi kai nauklhroi [20]. Но несравненно больше по количеству у Греков были общества с теми или другими идеальными целями: эти общества почти поглощали собою немногочисленные хозяйственно-экономические ассоциации. Сюда подходят: "политические, религиозные, научные и художественные общества; благотворительные, общества для возбуждения того или другого интереса, союзы и объединения должностных лиц, факультативные, цеховые общества, союзы для юридической защиты, образовательные и атлетические; нравственно-социальные (своего рода масонские ложи) и общежительные общества всякого рода" [21]. Что касается культовых обществ, то их было так много, что простое статистическое перечисление их занимает в труде Ziebart'a 36 страниц убористой печати и довольно большого формата [22]. Основателем философских обществ считается Фалес; как его etairon в этой области называют Анаксимандра [23]. В строгом смысле слова первыми научными союзами были аттические философкие школы и - потом - школы перипатетиков [24]. "Формой жизни философских собраний был qiasoV: не всегда, но эта форма подходила для ученических отношений всякого рода" [25]. Срединным пунктом художественных ассоциаций в Малой Азии был город Теос [26]. Число политических клубов, направлявших свою деятельность к достижению определенной политической цели, "наверное, составляет величайшую часть всех греческих обществ" [27]. "Они возникали повсюду под видом невинных qiasoi или sunodoi и klinai, как они назывались в Александрии" [28]. К союзам специалистов относились raywdoi, omhridai, союз врачей [29], tectitai, kwmwdoi, загадочное koinon twn ergazomenwn, calkeiV, kerameiV, kwpoxustai, metaboloi toi en toiV icqusin, newlkoi, nautai, nauklhroi, emporoi, egdoceiV, plhqoV, хлебопекарей и множество других ассоциаций [30]. Необходимо упомянуть еще атлетические союзы, общества ровесников - "род союзов для телесного развития и удовольствия" [31], гимнастические общества, союзы родственников [32], объединения охотников для совместного добывания себе средств к жизни [33], землячества [34], объединения военных [35] и масса обществ "для удовольствий" [36]. Все эти объединения носили громадное разнообразное количество названий, из которых наиболее часто встречаются - qiasoV, eranoV, koinon, koinwnia, wrgewneV, sunodoV, fulai, sunagwga, sullogoV, tecnitai, to plhqoV, h sumbiwsiV, h suneqeia, h etairia, h sunteleia, h susthma, h suntecnia, h sunergasia, h sunodia, to sunergion, to ergon, h ergastia, o oikoV, h taxiV, h klinh, h airesiV, h speira и частные названия, или по имени основателя, почитаемого божества, председателя, или - по месту жительства и пр. [37]. Все ЭТИ общества владели детально разработанной и тонко развитой организацией [38]. В большинстве случаев первообразом этой организации было устройство государства. Этот образец не всегда точно выдерживался до конца, иногда то или другое изменение в нем находило свое основание в воле учредителя того или другого общества [39]. В этом отношении интересен тот способ, которым Аристотель выясняет понятие общества - koinwnia: - "pasai dh fanontai ai kunwniai, говорит он, thV politikhV einai" [40]. Следовательно, понятие "общество" выясняется лишь сравнением и указанием на понятие государства, как его первообраза. Для нашей цели важно отметить тот религиозный характер, которым все общества - почти без исключения - были проникнуты. "Необходимо утверждать", говорит Цибарт [41], "что общество с чисто промышленной целью в греческом праве представляет редкое явление. Основания этого обстоятельства лежат в характере греческого народа..... Продолжительное общение круга людей, которые бы соприкасались только в общей пользе от торговых предприятий, противоречит религиозному гению греков... Их на долго могли соединять только одинаковые релииозные интересы", которые и были для Греков самым твердым цементирующим средством [42]. Цибарт, как мы отчасти видели, держится того мнения, что eranoV-Geseilschait безусловно является в исторш греческих ассоциации prius'ом, из которого уже развился eranoV- Uerein", - постоянное общество иногда с ремесленной или торгово-промышленной целью. "EranoV-societas был не для спекуляции денежными средствами, но для цели гуманитарного характера, "дружественно - человеческого" [43], "общечеловеческого" [44]. К этой цели, которой eranoV-societas впоследствии изменил, и присоединяется и в большей ее части исчерпывает культ, или бога, - или предка, или почившего основателя общества. В этом - религиозном - отношении замечателен и обратный, быть может, очень частый, процесс перехода из чисто - ремесленного общества в культовое. Nauklhroi в 4 веке ДО Р. X. являются в Афинах с полным титулом, как за это говорят надписи Corp. inscript. Atticarum II, 171, II, В, 1339. В надписи же С. I. А. II, 475,. принадлежащей первому веку до Р. X., - выясняется их организация, - организация культового братства. "Особенно интересно здесь то, что предпринимательское товарищество в течении своего развитая удаляется от первоначальной своей цели и в конце концов, как и некоторые самостоятельно развившиеся общества, принимают живую форму культового союза... По большей части не только чисто деловые интересы владели союзами, но и чистые общечеловеческие цели и прежде всего забота об отечественном культе, о чем говорят надписи (С. I. А. II 68; IV, 2, 615c" [45]. Так философские общества пифагорейцев в то же время - орфические культовые союзы [46]. Общества актеров отличались религиозным характером [47]. Главным основанием, которое заставило их сделать своим центром Теос, было существование там древнего культа Вакха [48]. И "первоначально sunodoV tecnitwn были не чем иным, как qiasoV Dionusou", что обусловило по существу и организацию этих обществ, которая напоминала собой организацию культовых обществ. Если в теосском обществе артистов стоял на первом месте среди должностных лиц iereuV, который назывался и iereuV tou Dionusou, iereuV twn tecnitwn, то В

случае отсутствия его должности в других союзах она заменялась постом epimelhthV. На обязанности последнего лежала не только epimelhteia, но и ierwsinh, то есть, наряду с делами по управлению обществом, он отправлял и культовые функции [49]. Общества ровесников - efhboi - в некоторых местах принимали форму культового братства [50]. Общества для удовольствий были отчасти культовыми [51]. Некоторые из греческих ассоциаций, как наприм., wrgewneV Великой Матери, хотя здесь в виде исключения, имели во главе духовное лицо: здесь iereia играла очень важную, и влиятельную роль [52]. Такую же роль занимал iereuV в союзе Иовакхов. "В нем он отправлял не только культовые функции..., но был безусловно первым должностным лицом общества и во всех других обстоятельствах" [53]. Любопытно отметить, что тогда как остальные должности в обществах были по большей части только почетными, отправлялись безмездно и даже требовали расходов, - иногда, очень больших, как наприм. должность tamiaV [54], iereuV и iereia имели многочисленные доходы от своей должности именно - в тех кусках жертвенного животного, которые оставлял на их долю ритуал жертвоприношения [55]. К постоянным и верным доходам этих многочисленных обществ принадлежал взнос на жертвоприношеше: "он у orgewneV Amynos'a назывался couV и у orgewneV Великой Матери ежегодно равнялся 2-мъ драхмам" [56]. Наконец, иногда общество не удовлетворялось почитатем одного или двух бо-жеств и тогда получались тамя трудно произноси-мыя названия культовых обществ, как Swturiastan Asklipiastan Poseidaniastan Hrakleistan, Aqanaistan Afrodisiastan Ermaistan MatroV qewn koinon [57].

На этом ярко выраженном религиозном фоне жизни греческих ассоциаций не менее ярким пятном и выступает общественная трапеза, часто - пирушка, - явление аналогичное агапам Христианской Церкви. Часто уже самое название того или другого общества указывало на общественную - совместную трапезу, как на необходимую черту ассоциативной жизни его членов. Так в Сирии были в расцвете - sundeipnoi [58], в Греции встречаются среди объединений ровесников sunefhboi kai suntriklinoi [59]. Праздничная трапеза, которая начиналась жертвой, была одним из могущественнейших средств объединения членов новосозданного товарищества и всегда была предметом особого попечения и заботы. В древнейшем фамильном культовом обществе на острове Thera, относящемся к 210-195 г. до Р. Хр., общественная трапеза вызывает множество детальных определений. Обязанность распорядителей годичного празднества - sunagwga - должны были принимать на себя все сочлены по старшинству. Так как эта обязанность включала в себе значительные расходы по доставке венков, вина и других необходимых принадлежностей трапезы, то возможны были попытки избежать ее исполнения. Статуты общества, предусматривая эту возможность, постановляют за это денежный штраф. Когда все члены отбудут эту повинность, издержки на трапезу возлагаются на счет общей кассы. В тех же статутах находятся детальные определения церемониала трех праздничных дней, порядка жертвоприношения и т. п. [60]. В других обществах tamiaV, важное должностное лицо, - обязывался доставлять потребное для празднества количество лампового масла - qermoluknon. Нужно заметить, что это не проходило для него без благодарности со стороны членов общества: не говоря уже об иммунитете, которым он пользовался во время исправления своей должности, он на трапезах мог, наприм., при желаши оказаться пьянее всех, так как имел неоспоримыя права на tameutikh spondh [61] - в число должностных лиц союзов входил общественный повар, - mageiroV [62]. Выдающееся положение общественной трапезы в греческих обществах делало возможным заменять те регулярные взносы, к которым были обязаны должностные лица, натурой, которая в подобных случаях обслуживала праздничную трапезу [63]. Мы видим, что общество orgewneV было серьезно озабочено в лице своих чиновников -epimelhtai - устройством mageireion, "дома поваров", - кухни и заинтересовано достоинством самих mageiroi [64]. Не решая пока вопрос о том, насколько справедливо мнение, которое признает агапы заимствованием и модификацией общественных трапез этих обществ, мы рассмотрим трапезы римских ассоциаций.

§ 2.

Обращаясь к коллегиям Римской Империи, мы точно также поражаемся их обилием, Кажется, судя по несметному количеству открытых и открываемых надписей, не существовало во всей империи такого уголка, где бы не нашлось хотя бы одной какой-нибудь ассоциации. Коллегии существовали в Риме [65], в Пренесте [66], в Капуе [67], Сполетто (Spoletium) [68], в Тулузе [69], в Остии [70] и в громадной массе повсюду [71]. Их было и могло быть тем больше, что подозрительное отношете к ним императоров [72] вовсе не мешало ни их появлению, ни их существование. Римские общества были прямым наследством Рима от Греции и во всяком случае, если возникли самостоятельно, то очень рано. Предание приписывает инищативу устройства религиозных коллегий Нуме [73] или Сервию Туллию [74]. Если это предание и не имеет никакой цены в историческом отношении, то все-таки указывает на их древнее происхождение, теряющееся во мраке веков. Уже Плутарх [75] перечисляет древнейшие коллегии: музыкантов {ailitai), золотых дел мастеров (crusocooi), плотников (tektoneV), маляров (bafeiV), сапожников (skototomoi), кожевников (skutodeyai), медников (calkeiV), горшечников (kerameiV) и других (taV loipaV tecnaV). "Эти ремесленные общества считались римлянами уже в последнем столетbb Республики древними и по силе этого правовыми" [76]. Римляне вообще отличались поразительно живучей склонностью к общительности и - потому - к ассоциациям. Эту характеризующую их черту отмечает Момзен, говоря: res collegiaria graecorum minoris momenti fuisse videtur, quam fuit Romana" [77]. Это положение сохраняет полную свою силу не только в отношении к мужчинам, но и к женщинам: женщины образовывали свои собственные коллегии и входили в другие коллегии на положении членов [78]. Эта черта национального характера Римлян и послужила превосходной почвой к появлению многочисленных и часто крупных по количеству своих членов ассоциаций [79]. Все римские общества, в этом отношении иногда превосходя греческие эраны, обладали прекрасной организацией и железной дисциплиной. Устройство коллегий или отображало в себе государство, точнее, его идеальный принцип, который точно также идеально выражен Ультаном: societas jus quodammodo fraternitatis in se habet [80], или, что встречалось чаще, было построено по образцу муниципальная управления, где должностные лица все без исключения были выборными [81]. Надписи, дающие более или менее ясное представление об организации коллегий, дают точный и, по всей вероятности, полный список коллегиальных чиновников. Это - patrones [82], decuriones [83], centuriones [84], magistri quinquennales [85], curatores [86], quaestores [87], dispensator, defunctor [88], praetor [89], tribunus [90], aedilis, prae fectus, реже-scriba, notarius, viator, medicus, quagla-tor, actor [91] и др. Среди этого всего множества римских ассоциации с не меньшей ясностью, чем в Греции, выступают и те коллегии, которые носят ярко обозначенный религиозный характер. Следует заметить в качестве необходимой предпосылки общего характера, что никакое общество, какие бы цели ни вызвали его к жизни, никогда не было совершенно свободно от оттенка религиозности. Так если в ремесленных обществах центр тяжести интересов членов лежал не в культе божества, а в ослаблении конкуренции или в улучшении производства той или другой области индустрии, то все-таки его религиозность выражалась в украшении места своего собрания - scholae, curiae - статуями божеств. Во всяком случае религиозный мотив в объединении граждан Римской Империи звучал так же, если еще не сильнее, как и социальный [92]. Действительно, если объединение ремесленников лежало в условиях их общественного положения [93], то этот мотив хотя и силен, но все-таки носит характер производно-вторичный. Религиозные [94] импульсы объединения являются более изначальными, более естественными, более коренятся в существе самого дела. Всматриваясь в организацию обществ, мы замечаем, что каждая коллегия взятая сама по себе является не чем иным, как расширенной семьей, семьей искусственной, quasi-семьей [95]. В этом пункте нам приходится лишний раз убедиться в глубокой справедливости взгляда Ziebart'a, который предпосылает всем объединениям фамильные союзы [96]. Место отца семьи в корпорации занимает патрон или патронесса и удостаивается почетного зватя главы семейства, отца и матери [97]. Члены обществ носят такие названия, которые указывают не только на их совместную жизнь, но и на их родство: не только sodales, socii, collegae, collegiati, corporati, comestores, consacrani, conlatores, amatores, regionis, macelli, но и amici, fratres et sorores [98]. И это братство не оставалось только пустым звуком, оно сильно сказывалось во взаимных отношешях членов. Так они, как cognati и affines, никогда не выступали в суде друг против друга [99]. "Некоторые коллегии завели привычку праздновать у себя все семейные торжества. Члены их делали друг другу подарки в новый год; собирались в праздники умерших; обедали вместе 8-го числа мартовских календ, - в день, когда по обычаю все родственники должны были собираться вокруг общего стола "для того, чтобы, если между ними возникла в течете года какая-нибудь ссора, веселье пира, приводящее к миру и забвенью, заставило их примириться. Этот день носил трогательное название "дня дорогого родства" [100]. Потому часто случалось, что люди "не имевшие родных, завещали свое состояние коллегиям" 3). Но прототип корпораций - семья древности, - не только кровная и не всегда одна кровная связь [101]. Мы удостоверяемся, что семья - союз более или менее религиозного характера, что семья своего рода алтарь [102]. Глава семьи не только господин ее, но и жрец домашних богов. Его супруга - участница в его божественных и человеческих правах [103]. Дети и рабы, трактуемые приемными детьми [104], составляли во главе с отцом благодаря этому своего рода небольшое религиозное общество. Таким образом, определяющим моментом древней семьи нельзя считать только физическое родство и физическое размножение: в состав его входили отношения нравственного характера. Это существо семьи не изменилось в своих глубочайших основах и в эпоху Республики, как об этом свидетельствуют господствующие определения семейного права [105]. В этом положении дела и получает свое объяснение тот религиозный характер, - по крайней мере - для некоторой своей части, - который проникал римские корпорации: он был прямым наследством, которое досталось им от семьи, как их первообраза. И в корпорациях очень часто на магистра возлагалась обязанность совершать священные действия и обряды [106]. В отдельных обществах мы находим специально культовые должности- sacerdotis [107], flaminis [108], haruspecis [109]. И каждое общество, не исключая ремесленных и торгово-промышленных, считало своим священным долгом выбрать себе бога-покровителя и воздавать ему культовую честь. Жертвы вообще занимали всегда очень значительное место в жизни ассоциации. Иногда их статуты обязывали лиц, отправляющих культовые функции, в праздники одеваться в белое платье и приносить богам вино и ладан [110]. Среди божеств, которые особенно часто выбирались обществом для почитания мы встречаем Минерву - как покровительницу ремесла вообще, для почитания которой 19 Марта, в quinquatrus major, объединялись прядильщики, ткачи, валяльщики, красильщики, плотники, маляры, ваятели, ученые, врачи, поэты, - Геркулеса, Нептуна, Диану, Марса, Эскулапа и Гигш, Диану и Антиноя, Цереру и Нимф, Непобедимое Солнце-Митру (sol invictus), Меркурия, Сатурна, Плутона, Юпитера с его всевозможными эпитетами, Вакха, Сильвана, Фортуну, Веру, Честь, Добродетель, Добрую Богиню, Согласие, Надежду, Немезиду, Венеру, Эроса, Купидона, Гения. Точно также почитались и иностранные божества, как Великая Матерь, Цибела, Изида, Серапис, Deus aeternus - сирийское божество с латинским именем, Dea sandraudiga, Adrastea, Lugoues, Belenus, Apollo Belenus, dea Hludena-немецкое божество, Sedatus и др. [111]. Насколько тенденции релипозного характера были сильны даже в ремесленных корпорациях открывается из того, что в борьбе с христианством они составили сильный оплот язычества. Гонорий в 415 году принужден был в виду этого разрушить collegia dendrophorum [112]. И как религиозный характер в той или иной мере были присущ всем римским коллегиям, так еще больше общественная трапеза была необходимым явлением всех ассоциации без исключения и иногда являлась условием даже существования ее: это особенно, как мы видели раньше, справедливо в отношении к collegia funeratica [113]. Одна из коллеги прямо носит название;, общества людей, вместе обедающих" [114]. По мнению Буасье, "все коллегии заслуживают этого названия" [115]. Общественные трапезы устраивались обыкновенно в день освящения (dies dedicationis) святилища и алтаря бога-покровителя, в дни рождения и смерти, как учредителя коллегии, так и тех лиц, которые для этой цели делали завещаше в пользу коллегии и тогда - по желанию членов, - когда они находили достаточный предлог к тому, чтобы повеселиться. Так братства, имевшие своей целью культ Цибелы, когда ее статую переносили из Пессинунта, дали в честь богини целый ряд торжественных обедов, на которых присутствовал Катон [116]. Эти общественные трапезы обставлялись всегда более или менее торжественно, были предметом величайших забот должностных лиц и всегда более или менее подробно регламентировались коллегиальными статусами. В одних коллегиях, как мы видели, забота об устройстве трапезы была очередной для всех, - в других она лежала на обязанности председателя. В этом отношении является особенно разработанным закон коллегии Дианы и Антиноя. Бедная ассоциация и потому бывшая не в состоянии дозволять себе частых трапез всячески старалась о том, чтобы ее редкое общее удовольствиe не было омрачено никакой серьезной заботой. "если кому-нибудь надо принести жалобу или сделать предложение" -говорит устав этой коллегии, - "пусть он оставит его до собрания коллегии и сохранит нас свободными и довольными в наши праздничные дни". Нежелательным также было и то, чтобы пир был омрачаем спорами и ссорами. В предупреждение подобного рода случаев статуты определяют денежное взыскание с нарушивших дисциплину сочленов. "если кто-нибудь для того, чтобы произвести шум, оставит свое место и займет другое, он заплатит штраф в 4 сестерции; если кто наговорить дерзостей члену коллегии, тот заплатит 12 сестерций; если кто оскорбит председателя общества (magistri), штраф будет равняться 20 сестерциям" [117]. Для того, чтобы ничего не было упущено по устройству трапезы, члены каждый раз выбирали специально председателя пира (magister caenae) и тот, кто не хотел отбыть свою очередь, подвергался взысканию в 6 сестерций. В уставе намечается меню, которое должен был приготовить председатель: это бутылка хорошего вина, хлеб стоимостью в два аса и 4 сардинки. Нужно думать, что и здесь хлеб и 4 сардинки, одна бутылка далеко не исчерпывали всего пищевого содержания трапезы, не говоря уже о богатых ассоциациях. Недаром устав так предусмотрительно предвидит и желает устранить те казусы, которые могли нарушить мирное и веселое настроение обедающих и которые, несомненно, возникали под влиянием винных паров. Действительно, трапезы Арвальского братства, древнейшей религиозной корпорации Рима, обходились в 100 динариев с каждого полноправного члена братства и в 25 динариев с каждого прислуживающего молодого человека [118]. И недаром мы часто слышим жалобы, - жалобы Филона [119] и Диона Кассия [120]. Тертуллиан, охватывая все аналогичные агапам явления других религий, открыто говорит: "салийцы дают ужины, не иначе, как входя в долги, празднества в честь Геркулеса стоят неисчислимых расходов. Для Апатурий, Дионисий и аттических мистерий избираются искуснейшие повара. Дым от Сераписовых ужинов пробуждают пожарные команды" [121]. Неумеренность общественных трапез римских коллеги доходила до такой степени и до таких размеров, что вызвала закон против роскоши. По, этому закону, от каждого гостя требовалось, чтобы он прежде, чем сесть за стол, поклялся пред консулами, что "на пир истратят не свыше 120 золотых, кроме хлеба, вина и овощей, и что пить будут только туземное вино" [122]. Но и стропе законы не поправили дело: чрез несколько лет Варрон жалуется, что обеды коллеги повышают цену съестных припасов на рынке. "Теперь" -продолжает он, - "жизнь в Риме почти не что иное, как ежедневный кутеж" [123]. И это в достаточной степени говорит за широкую распространенность коллегиальных трапез, - явления аналогичного агапам.

§ 3.

Нам необходимо остановиться для того, чтобы рассмотреть, могут ли христианские агапы стоять в зависимости от этих греко-римских общественных трапез. Эта необходимость обусловливается таким именно пониманием дела г. Эрнеста Ренана, который разрешает этот вопрос в положительном смысле. Для него эти коллегии и ассоциации с своими трапезами, как существенным обнаружением их внутренней жизни, в нравственном отношении стоят очень высоко, если не выше агап и Церкви, то наравне с ними. "Должностные лица должны были производить принимаемым род испытания, где они удостоверяли, что те "святы, благочестивы и добры" [124]. В этих маленьких братствах, существовавших за два или три века до разбираемой эпохи, происходили движения, почти настолько же разнообразные, как те движения, которые в Средние Века создали столько религиозных орденов и подразделений этих орденов. На одном острове Родосе их насчитывали до девятнадцати, из которых многие носили имена их основателей и реформаторов. Некоторые из этих тиаз, в особенности тиазы Бахуса, имели мистические доктрины и старались доставить утешение хорошим людям. Если в греческом мире еще оставалось немного любви, сострадания, религиозной морали, то именно благодаря свободе подобных частных культов. Эти культы соперничали с официальной религией, недостатки которой с каждым днем становились все ощутительнее [125]. "Если судить по внешним признакам, эти коллегии представляли только общества взаимного погребения. Но этого одного было достаточно, чтобы придать им моральный характер" [126]. Словом, по Ренану, эти коллегии являлись для своих сочленов "тем небольшим сердечным кругом, тем братством", который необходим для человека, чтобы удовлетворить "все инстинкты общественности" [127]. Но прежде всего - надпись, приводимая Ренаном в доказательство чистоты, святости и высоко нравственного характера членов ассоциации, не доказывает этого. "Когда закон религиозных ассоциации ставит на первый план - пусть никто не вступает в святейшее собрате эранистов прежде, чем не будет засвидетельствовано, что он свят, благочестив и добр, - мы, конечно, не имеем права сомневаться, что он действительно направляется к возвышению и исправлению жизни. Однако было бы ошибкой предполагать, что слова выражают точно ту же самую мысль, которой она была для христиан; на самом деле, они изменялись не словами, но более духом Христа. Закон требует для допущения кандидата, чтобы он был agaqoV, eusebhV, agnoV. Но agaqoV - термин, постоянно употребляемый в над-писях, адресуемых кому-либо из тех, кто занимал какую-нибудь должность в государстве, кто построил какое-нибудь общественное здание или помогал своим имуществом во время нужды. Это заставляет думать, что тот человек был общественно настроен и - предположительно принадлежал к благородному дому. Точнее это относится к тому качеству, которое у нас называется добротою. EusebhV - слово, также очень часто встречающееся в надписях, обозначает такого человека, который точно исполняет все обряды своего языческого культа. Оно также обозначает - чрез посредство не прямо-то расположение ума и сердца, которое мы называем благочестивым (pius) или благоговейным. Остающееся слово - agnoV - значит чистый. Мы из других источников знаем, что кандидаты на посвящение должны были на несколько дней сделаться - формально и матеpиально - чистыми чрез воздержание от известных родов пищи. Но эта чистота походить более на чистоту, требуемую левитским законом, чем христианским. Другими словами, основатели мистерий требовали от своих учеников чистоты в том смысле, в каком они понимали ее сами" [128]. Во всяком случае, фактические и исторические данные говорят за то, что далеко не во всех - даже греческих -обществах существовало такого рода испытание. Напротив, вступлете в ту или другую коллегии часто было в зависимости от денежного взноса желающего быть принятым. Этот взнос иногда был твердо установлен. Так у orgewneV - он равнялся 1-10 драхмам. У Иовакхов - 50 динариев и известное количество вина. Взнос понижался до половины для тех лиц, у которых в обществе был родственник и тем более отец. В два раза больше, чем у Иовакхов, был взнос у umnwdoi в Пергаме. 100 динаpиев платили также при вступлении в gerousia в Hyettus, при чем для детей и родственников умерших сочленов половина сбрасывалась. Исключением является Здесь только to koinon twn qiaswtwn В Афинах, где вступительный взнос не был строго определен [129]. Что касается римских коллегий, то нравственного испытания пред вступлешем у них и вовсе совершенно не практиковалось [130]. Вступление в погребальные, наприм., коллегий было неограниченным. Вступительный взнос в коллегии Дианы и Антиноя равнялся ста сестерциям с придачей амфоры доброго вина. Иногда этот взнос был очень велик: так для вступления в военную коллегии в Lambaesis требовалось 750 динаpиев [131]. Условием постоянной принадлежности к ассоциации был ежемесячный взнос: так в коллегии Дианы и Антиноя кто долго не платил взноса, тот лишался как член своих юридических прав. Самая принадлежность к обществу едва отличалась "от крепостного состояния" [132]. Характер организации обществ и ассоциации также не может свидетельствовать об особенно высоком моральном характере их. В коллегиях не было полного равенства: должностные лица составляли собою противоположное сословие остальным членам, которые собирательно назывались plebs collegii [133]. Порядок в заседаниях общества, как это отчасти мы уже видели, достигался чисто-внешним принудительным средством, - штрафами. И эта дисциплинарная мера иногда осуществлялась коллегией в очень крупных размерах. Lex conlegii aquae назначает в некоторых случаях 500 асов штрафу. Именно магистр, не пожелавшие дать присягу в надлежащем исполнении своих обязанностей, платит 500 асов и теряет как право голоса, так и возможность когда-либо занять эту должность. Давши клятву и ее не исполнивши подвергается штрафу в 100 асов [134] Magistri и curatores, которые не исполнили постановления общего собратя членов, платят по закону коллегии Эскулапа и Гигии двадцать тысяч сестерций, - огромную сумму. Магистр, без достаточного основания пропустивши собрате, вносить на общее пользование конгий вина. Магистр коллегии Дианы и Антиноя должен был подвергнуться денежному взысканию, если он не озаботился приготовлением общественной трапезы. Квестор, если он не исполнил поручения магистра, должен принести амфору вина - если же не исполняет прямых обязянностей своей должности, может подвергаться штрафу от одного динария [135]. Наконец, общества имели юридическое право пытать рабов и, быть может осуществляли его [136]. Все это, конечно, очень далеко отстоит от христианских агап и Христианской Церкви, где внешнее приличие и образ поведения должен был обусловливаться внутренней религиозно-нравственной настроенностью. Что касается той любви и сострадания, которая обыкновенно выражается во взаимопомощи и просто помощи, то конечно, никто и не подумает отрицать эти проявления доброго сердца у римских коллегий [137]. Должно заметить о греческих ассоциациях, что Ziebart'y, так хорошо изучившему их, "неизвестно ни одного свидетельства..., из которого было бы видно, что общества оказывали поддержку своим сочленам помимо случаев смерти. В этом отношении общество - eranoV-Uerein резко отличалось от eranoV-societas (Gesellschaft), которые часто вызывались к жизни исключительно целями вспомоществования" [138]. Мы должны напомнить, что eranoV-societas - явлеше в жизни греческих обществ - непостоянное, временное и летучее. Насколько же высоки в нравственном отношении эти явления жизни римских обществ, другими словами - могут ли они быть поставлены на одну доску с этими же христианскими добродетелями? Гастон Буасье, старательно [139] изучивший все надписи, касающиеся римских ассоциации, говорит об этом так: "не желая уменьшать заслуг, оказанных коллегиями человечеству, надо, однако, сознаться, что сделанное ими добро имело известные границы и нередко бывало весьма поверхностно. Чтобы проникнуть до глубины общества, им не доставало той силы, которая дается только принципом, и которую нельзя ничем заменить. Христианство нашло в религиозном чувстве силу обновить мир. В коллегиях это значительно охладилось; оно было уже не довольно энергично для того, чтобы сообщить душам порыв, необходимый для выполнения великих намерений... Мы уже указывали на господствующее в них равенство, что можно назвать большим преимуществом; мало того, не следует думать, чтобы оно ограничивалось дверями схолы; действие его распространялось и далее. С бедными рабами, привыкшими к презрению и оскорблениям, обходились там с уважением. Пробыв несколько часов в одежде служащих и получая мимоходом почтительные поклоны, они, вероятно, возвращались домой с более ясным понятием о своем достоинстве и думали про себя, что в конце концов они такие же люди, как и все другие; и это было хорошее чувство, так как последняя степень рабства состоит в том, что раб не оскорбляется им, считает его законным делом и без отвращения принимает наносимые ему оскорбления. Чем ниже положение человека, тем более он обязан возвышаться сердцем. Между тем надо сознаться, что влияние коллегий не изменило положения рабов. Равенство проникло в весьма незначительной степени в дом господина, и прежние предрассудки сохраняли в нем большую силу до самого конца. Мы видели, что в некоторых коллегиях члены называли иногда друг друга братьями; но надо сказать, что это прекрасное слово утратило отчасти свою силу прежде, чем успело произвести свое действие. При Антонинах сенаторы также называли друг друга братьями, хотя им очень часто случалось ненавидеть один другого; Церковь возвратила этому слову всю его силу в то время, когда оно готово было превратиться в термин пошлой вежливости... Благородное употребление братства им было неизвестно... Юлиан, приписывая успех христианства тому, что оно заботится о чужих и бедных людях... дает ясное доказательство того, что хотя языческие ассоциации приблизились к милосердию, но не достигли его вполне" [140]. Этого авторитетного голоса вполне достаточно для того, чтобы решить отрицательно поставленный вопрос и не согласиться с мнением Э. Ренана.

§ 4.

В Иудействе мы также встречаем общественные трапезы. Для нас важны те аналогии агапам в иудействе, которые были им современны. Общественные трапезы с религиозным характером устраивали саддукеи из остатков того животного, которое было принесено в жертву. Эти трапезы как начинались благословением, так им и заканчивались. Фарисеи, - почти всегда отличаясь в своей практике от саддукеев, - своих принципиальных противников, хотя и утверждали, что жертвенное животное должно сожигаться все целиком, однако имели свои общественные трапезы. По Талмуду [141], эти трапезы обставлялись очень торжественно. На этих трапезах все обязывались быть в радостном настроении. Каждый из участвующих приглашенных должен был свято соблюдать, как религиозный обряд, омовение рук. После него глава дома отрезывал от целого хлеба ломоть, - в субботу полагалось два хлеба [142], - и произносил благословение, - в своей редакции иногда очень различное. Отличительной чертой праздничной трапезы наряду с благословением было возлежание за столом (reclined). При простом вкушении, когда обедающие садились (sat), и благословения не произносилось [143]. После благословения хлеба произносилось благословение над вином, на ЧТО собравшаяся компания отвечала - аминь. Дозволялось произносить благословение только израильтянину: язычник, раб и законопреступник, как не полноправные израильтяне, считались на это неправоспособными и потому устранялись. Не было благословение законным и в том случае, когда оно произносилось необразованным. Требование образовательного ценза от благословляющего было так сильно, что в присутствии верных, но необразованных иудеев, благословение должно было быть предоставленным образованному еретику или самарянину. По окончании трапезы - после того, как крошки заботливо были собраны, опять происходило омовение рук и читалась председателем молитва благодарения. Как благословение, так и благодарение произносилось не только на еврейском, но и на некоторых других языках. На этих трапезах строго соблюдалось своего рода местничество. Самые почетные места предоставлялись раввинам. По Талмуду, достойнейший садится на левой стороне, причем налево от него занимает место второй из почетных гостей, а направо -следующее по достоинству, так что главное лицо оказывается посреди. Трактат Берахот, задавая вопрос: в каком порядке возлегают? отвечает на это: "если (в столовой) два дивана, то старший садится во главе первого дивана, а следующие по рангу ниже, если же три дивана, то старший садится во главе среднего дивана, второй по рангу выше его, третий - ниже, и таким образом рассаживаются все [144]. "В каком порядке происходить омовение рук? Если возлегающих не более пяти человек, то начинают со старшего; если же более пяти, то начинают с младшего, пока не останется пять человек, и затем уже начинают со старшего" [145]. То есть, в таком случае- сначала подавали воду последнему по достоинству и так шли вверх, когда оставалось пятеро не омывших руки, воду подавали первому гостю и остальные четверо проделывали операцию уже после него. Что касается пищи на этих трапезах, то в ней господствовало большое разнообразие: хлеб, мясо, рыба, молоко, яйца и фрукты. В качестве десерта подавались очищенные оливы, редиска, салат, консервированные имбирные пряники. Бедные, устраивая общественные трапезы, довольствовались по необходимости хлебом, сыром, огурцами, чечевицей, бобами, горохом и луком. Вино употреблялось также в достаточном количестве. Пили виноградное вино, смешанное с водой, красное вино Сарона и темное вино. Употребляли настойки на перце, на полыни, "вино со смирною" [146] и пальмовое вино. Из иностранных вин в употреблении было вино Аммона и азийских провинций, вино в замороженном виде из Лебанона, известный сорт уксуса из Идумеи, пиво из Мидии и Вавилона и, наконец, ячменное вино из Египта. Известен был также яблочный сидр и различные ликеры. Строги этикет требовал полного молчания во время трапезы: разговор, тем более, шумный, был признаком дурного воспитания. Не считалось хорошим тоном сразу пить вино - сейчас же, как его подали или налили, но необходимо было сначала подержать чашу в руках и потом пить, обратясь лицом к обществу. Было высшею степенью грубости и невоспитанности - облизать блюдо, схватить весь хлеб или уронить его к беспокойству своего соседа. Нельзя "откусив ломоть, снова положить его на тарелку...; нельзя было отпивши из бокала, передать его другому, дабы не вызвать брезгливости" [147], и еще менее позволительным считалось брать чашу или кусок пищи у своего соседа. Berekh Erets, - "путь Господа", - трактат, излагающей правила трапезы, особенно имеет в виду раввинов: они не могут есть стоя, не должны облизывать себе пальцев, должны вкушать только с равными своему общественному положению. Резать хлеб полагалось аккуратными ломтями: нельзя было его ломать. Наиболее почетный гость не только занимал первое место, но И получал двойную порцию пищи. Часто по нравственным мотивам были приглашены бедные и лучшая часть, - иногда - в погоне за людской славой, - отдавалась им. Гостеприимство вообще считалось очень уважаемой добродетелью, хотя гость, приведенный другим приглашенным, или гость незваный был явлением нежелательным. Следует, наконец, заметить, что в субботу для иудеев было священным долгом устроить три трапезы, хотя бы для этого и пришлось неустанно работать всю неделю [148]. Устройство общественных трапез в субботу вызвало к жизни различные приспособительные казуистические толкования закона о субботнем покое, которые позволяли желающим участвовать в трапезе более или менее удачно обходить его прямой смысл. Второй из 12-ти трактатов Мишны, имея в виду, между прочим, субботнюю трапезу, трактует о так называемых "соединениях" - erubin. Места общественных трапез иногда стояли довольно далеко от жилища приглашенных, - находились за чертой субботнего путешествия. В таком случае являлась на помощь легальная фикция, которая превращала и место общего вкушения и дома участников в "одну частную область" (решут hаяхид). Для того, чтобы выход в субботу не составил нарушения закона, было необходимым, чтобы все соседи представляли собой одну семью во главе с фиктивным отцом, со стола которого они - "члены семьи" получают пропитание. И вот стоило в пятницу принести и сложить хлеб или съестные припасы нескольких домов, назначенные для употребления в субботу, и в субботу указанным актом эти дома или квартиры, становились одним жилищем. В субботу верующему Иудею нельзя было пройти больше двух тысяч локтей. Но если около предела этой меры положить в пятницу пищу для двух трапез, - трапезы внутри и вне этих двух тысячи локтей, то первые две тысячи становились частным жилищем, решут hаяхид и в субботу открывалась полная возможность пройти без нарушения закона еще две тысячи и по диагонали эрув техумов 5600 локтей. "В качестве эрува можно брать продукты: демай, маасер ришон, если оно очищено возношением, маасер шени и пекдем после выкупа; священники могут брать в качестве эрува халлу и возношение. Нельзя брать для эрува продукт - тевел, маасер-ришон, не очищенное возношешем, маасер-шени или hекдем, не выкупленное. Эрув, посланный чрез глухонемого, безумного, малолетнего, и человека, не признающего эрув, не действителен" [149]. "Эрув и шиттуф совершается всякими продуктами, кроме воды и соли" [150] "Равви Элиезер говорит: можно совершать два эрува, когда праздник предшествует субботе или следует за ней; при этом произносить: "для первого дня действителен восточный эрув, а для второго - западный; или: "для первого дня действителен западный эрув, а для второго - восточный;" можно поступить и так: положив один эрув, сказать: "этот эрув действителен для первого (или второго) дня, во второй же (или первый) день я на правах жителей города" [151] и т. д. Наконец, был и еще способ "смешения: " если соединить несколько домов перекладинами или протянуть веревку в длину улицы, то все дома на этой улице становились "частным" жилищем, где верный иудей мог так же спокойно оперировать, как в своем собственном доме. Длинная улица становилась местом "частного жилища", если на ее конце ставился символ двери - перекладина на косяках, прочность которых или принималась или не принималась во внимание, смотря по убеждениям школы того или другого раввина, - три веревки с промежутком в ладонь, тростник и под. [152]. Совершение этих общественных трапез было дозволено Иудеям и римлянами. Юлий Цезарь, уничтожив все коллегии, исключая очень древних, сделал исключение и для Иудеев. О том, что это распоряжение 708/46 - 710/48 года [153] не коснулось их, свидетельствует проконсул Сервилий Vatia: "Гай Цезарь..., запретив собирать пазы в городе, одним им (иудеям) не воспрепятствовал ни собирать денежные дары, ни устраивать совместные трапезы" [154].

§ 5.

Особенно близки христианским агапам по той обстановке, в которой они совершались, трапезы ессеев и терапевтов. Первое известие об ессеях дает нам Филон в своем первом произведении - Quod omnis probus liber, которое им написано приблизительно в 20 году по Рождестве Христове. "Богатство они ни во что не вменяют, а очень высоко ставят общность имуществ и между ними нет ни одного, который был бы беднее другого. У них есть закон, по которому все, желающие вступить в их общество, должны отдавать свое имущество на общее пользование, поэтому у них незаметно ни недостатка, ни избытка, но все у них общее, как у братьев... Они не живут вместе- в одном городе, но имеют во всей городах свои особые дома и, если из иных мест приходят люди, принадлежащее к их обществу, они делят с ними свое достояние и эти люди могут им пользоваться, как своим собственным. Они без всяких околичностей являются к своим товарищам, хотя бы раньше никогда не видали друг друга и ведут себя так, как будто всю жизнь были знакомы. Отправляясь в путешествие, они ничего не берут с собою, кроме оружия для защиты от разбойников. В каждом городе у них есть особый человек, который выдает одежду и жизненные припасы пришельцам из чужих мест...-Они не ведут торговли друг с другом и если кто-нибудь дает что-либо нуждающемуся, то в свою очередь берет у него, что ему надо. И если нуждающиеся ничего не может дать, он все-таки может брать у кого угодно все, что ему нужно". Евсевий Кесаресйй, приводя и ссылаясь на этот фрагмент сочинения Филона, продолжает его описате так: "они не имеют частной собственности, но все приносят в общи капитал, как члены пазы или философского общества, имея общественные трапезы" [155]. Иосиф Флавий, часто упоминая об ессеях, дает подробное описание практиковавшихся у них трапез [156]. В пятом часу дня (в 11 часов по нашему счету), когда время вкушения заставляло ессеев прекращать работу, все члены их общины собирались на общую трапезу. Пред трапезой все они без исключения омывали свои тела в холодной воде. К этому омовению допускались только действительные члены общины и те из новициев, которые удовлетворительно провели уже целый год искуса. Лишь после этого они осмеливались войти в столовую, которая трактовалась ими как святилище, куда не дозволялось входить никому постороннему, не исключая и новициев, не удовлетворявших yсловиям доступа туда [157]. После бесшумного размещения за столом хлебник подавал каждому по порядку хлеб, а повар ставил пред каждым блюдо с одинаковым для всех кушаньем. Никто не мог приступить ко вкушению прежде, чем священник не произнесет благословения. За столом не дозволялось никакого шума, разговоры происходили тихо и так, что дозволялось в данный момент говорить только одному, при чем соблюдалась очередь. По окончании трапезы, когда священник произносил последние слова молитвы, которую он творил во все время продолжения трапезы, все снимали с себя белое платье и каждый возвращался к своему обычному делу до вечера, когда тем же порядком устраивался и проходил общественный ужин.

Знакомясь с терапевтами, мы встречаемся с мнением того же Евсевия Кесарийского, который видит в них христианских подвижников. Обращая внимание читателей на книгу Филона: "О жизни созерцательной или о молитвенниках" [158], Евсевий считает их основоположниками современного ему аскетизма, которых, по его мнению, Филон пожелал восхвалить и жизнь которых он описал после того, как познакомился при посредстве Апостола Петра с истинами Христианства. До времени Реформации это мнете было господствующим и на него любили ссылаться как на доказательство существования монашества еще в Апостольский век [159]. Нужно однако заметить, что сам Филон считает их учениками Моисея - oi MovsewV gnwrimoi - замечает, что они живут сообразно святому учению пророка, - kata taV tou profhtou MousewV ierwtattaiV ufhghseiV, празднуют седьмой день и почитают священство Иерусалима [160]. Для нашей цели и интересно посмотреть те общественные трапезы, который устраивали у себя терапевты, эти врачи (qerapeuw) души и служители (qerapeuw) Бога [161]. Их общественные трапезы были явлешем далеко не ежедневным, как у ессеев: для них определялись известные дни по основашям философско-символического исчисления. Таким днем был прежде всего каждый повторяющейся 50-ый день, - величайший праздник терапевтов. Празднование этого дня мотивировалось тем, что из всех чисел-пятьдесят-число святейшее

И натуральнейшее (agiwtatoV kai fusikwtatoV ariqnwn), возникшее из силы натурального треугольника, который представляет собою принцип рождения и композиции всего универса [162]. По таким же основаниям терапевты праздновали 7-ой день, - число для них особенно почтенное, - 7-ю неделю, повторяющееся 9-й И 40-й дни, как proeortioV megisthV eorthV, - это - особенно потому, что они уважали не только число 7, но и его квадрат (thn dunamin, son carre), в чистоту и вечную юность которого они верили [163]. В эти дни они отправлялись в общее святилище (koinon semneion) и устраивали там общественные трапезы, на которые являлись в особых белаго цвета платьях. Сначала они становились в ряды, поднимали глаза и руки к небу и просили Бога, чтобы их трапеза была угодна и npiflraa Ему. После воз-ношения молитвы они возлегали за стол {kataklinontai) для вкушения святой пищи (ieron sumposion) По порядку вступления их в общину. Их позы за столом были строго приличны: правую руку они клали между подбородком и грудью, тогда как левая опускалась вдоль корпуса. Так как в общине терапевтов-рабов не существовало, все были равны и особою честью пользовался только старейппе, то для прислуживанья во время общей трапезы выбирали из молодых членов общины - наиболее деятельных и добродетельных. Для общественной же трапезы, - каждой в отдельности, - выбирался особый надзиратель, - efhmereuthV титул его указывает как на непродолжительность его обязанности, так и на несущественную власть [164]. Пища не отличалась своим разнообразием: чистая вода, - для пожилых членов - горячая, хлеб, соль и небольшое количество иссопа. Вино не употреблялось. Во все время вкушения царила торжественная тишина, которую нарушало чтение и изъяснение избранных мест Священного Писания. Допускалась также наиболее опытным в духовной жизни постановка вопросов религиозного содержания, как результат шестидневного богомыслия и раздумья. Иногда кто-нибудь пытался разрешить поставленный вопрос, при чем в большом ходу был аллегорически метод истолкования. Говорящего не перерывали и только в конце речи раздавались, если она нравилась, дружные аплодисменты. За тем кто-нибудь вставал и пел гимн - или древний или собственного сочинения [165], его примеру иногда следовали другие и часто общество хором повторяло припев. После достаточного насыщения избранные юноши приносили стол в собрание с особою освященною- "всесвятейшею пищею" (to panagestaton sition), которую составляли заквашенный хлеб, соль и иссоп [166]. Отличие "всесвятейшей" пищи от обыкновенной - это-необходимое присутствие в ней иссопа, который в простом вкушении назначался лишь для лакомок (oi abrodiaitatoi). Все празднество заключалось "святым всенощным бдением" {thn ieran agousi pannucida). Мужчины и женщины составляли два различных хора и пели то вместе, то попеременно. Пение сопровождалось пляской и жестикуляцией. В заключение оба хора смешивались, как при вакхических празднествах, упоенные божественной любовью. Так проходила целая ночь. С восходом солнца терапевты обращали свои взоры к востоку с молитвой и расходились до новой - следующей- общественной трапезы [167]

§ 6.

Могут ли агапы Христианской Церкви считаться заимствованием у ессеев и терапевтов, трапезы которых были так - особенно в некоторых деталях - поразительно похожи на них? Ответ на это, - ответ ясный и точный, - могут дать те мотивы, по которым эти трапезы существовали. Как ессеи, так и терапевты при устройстве своих трапез руководились тем же принципом, который воплощался ими во всей их жизни, именно - желанием сохранить чистоту. У ессеев эта чистота носила обрядовой характер и ее необходимость вытекала из их теоретического Мировоззрения. Стремясь к законной чистоте вместе с фарисеями, ессеи пошли по этому пути дальше их. По их учению, душа создана из тончайшего эфира и только вследствиe своего грехопадения оказалась заключенной в материальное тело, которое, как и всякая материя, само по себе зло, нечисто и греховно. В силу этого душа очутилась на положении тоскующей пленницы и нуждается в освобождены. Единственным путем к желанной цели является строгое до мелочей соблюдете обрядового закона, данного Моисеем. Это стремление исполнить закон и привело их к аскетизму, отрицанию брака, к частным омовениям не только после прикосновения к материи, не только после отправления физиологических надобностей, но и после прикосновения к члену общины низшего класса. Это стремление привело их к тому, что в наиболее строгих ессейских колониях не дозволялось принимать женщин на том основании, что их временная нечистота может сделать роковым вопросом чистоту и всей колонии [168]. Та белая одежда, которую они носили, была символом их идеала. И пища, как произведете материи и сама материя - зло и ее употреблеше только печальная необходимость, уступка материи. В силу этого общественный трапезы, совершаемые ежедневно, были средством к достижению обрядовой чистоты, были лишены мяса и вина и помимо всего рассматривались, как жертвоприношение, как культовой акт [169]. Требования ессеев относительно чистоты принимаемой им пищи были так велики и так серьезны, что никто из них не смел вкушать другой пищи, кроме приготовленной в их общине, вот почему исключенный из общины ессей должен был питаться только кореньями и плодами и, хотя бы подвергался опасности умереть от голоду и истощения сил, все же не мог взять пищи у неессея, так как никогда не мог быть вполне уверенным в ее чистоте [170]. Терапевты, исходя в своей жизни из "любви к небесным вещам", все свои силы сосредоточивали на стремлении познать истину. Поступая в общину, они считали поконченным свое земное существование и смотрели на все с аскетической точки зрения. Их главною целью было "никогда не удалять из своей души мысли о Боге - так, чтобы и во сне не иное созерцать, но высокую красоту божественного совершенства и сил" [171] с тем, чтобы путем духовного созерцания достичь и придти к познанию Божественной истины. Вот почему содержание их и частных и общих молитв было одно, - это- страстная просьба избавить их от бремени чувственности. В этих видах, - как можно сильнее подавить чувственность, - они шесть дней почти ничего не Ели и, если необходимость заставляла их вкушать, то они для этого употребляли время ночи, так как Еда - уступка чувственности и потому дело тьмы [172]. Таким образом, относясь к пище с внешней стороны так же, как и ессеи, трактуя ее как зло, они вкушали ее с такими же мыслями и целями, как и те. Разница состояла лишь в том, что у ессеев эта трапеза была ежедневной, тогда как у терапевтов только по большим праздникам. Выясненные внутренние мотивы устройства трапез ессеев и терапевтов, конечно, очень далеки от мотивов появления и устройства христианских агап. Различие сказывается даже со стороны пищи: Христиане никогда не считали материи нечистой и злой в своем существе и на агапах поэтому употреблялось как вино, так и мясо. Между прочим, у Тертуллиана мы находим такую тираду: "ведь, мы не брамины или индийские гимнософисты, ни лесные люди, ни изгнанники жизни. Мы вполне помним о той благодарности, которой мы обязаны Богу - Создателю нашему; поэтому не отвергаем никакого плода дел его; только пользуемся ими, умеряя чрезмерность и не допуская злоупотреблений. Где бы мы не ужинали, мы употребляем туже пищу, что и вы" [173]. И справедливость этих слов Teртуллиана для нас достаточно известна, хотя бы из показаний св. Климента Александрийского.

§ 7.

Из приведенных аналогий с поразительной ясностью выступает невозможность говорить о заимствованы христианских агап со стороны, - о заимствовании в отношении к их характеру, к той настроенности, которая создала их и господствовала на них. Дело, - повторяем, - касается только внешней формы агап, - формы общественного вкушения. И вот по пути к разрешению этого вопроса мы встречаем попытку - признать и форму агап самобытной, чистым произведением чисто христианской почвы. Эта попытка развивает свои доказательства следующим образом: Господь наш Иисус Христос во время Своей земной жизни на земле неоднократно употреблял вечерю в качестве символа Своего грядущего царства. Чудесные насыщения многих представляют собою одну и туже идею в различной только форме. Не только в последний раз, - на Тайной вечери, но и многократно Господь представляется в Евангелии возлежащим во главе общества Своих учеников за одним общим столом. И после Своего воскресения Он явился ученикам и был узнан ими "в преломлении хлеба" [174]. Такое положение дела обусловило возможность того, что ученики - под впечатлением ранее бывших совместных трапез - могли учредить подобного рода общественные вкушения с целью воспоминать своего Божественного Учителя, Его отношение к ним и свое единение с Ним. И это тем более становится понятным и вероятным, что апостолы- евреи по происхождении и традициям должны были рассматривать всякий общественный обед, как акт характера религиозного. "Когда отсюда Его последователи", - говорит Weizsacker, - "теперь учредили эти общественные трапезы, то полагали в них, не смотря уже на торжество воспоминания, в последний раз завещанное им, постоянное возобновление отношений к Нему так же, как и исходящее от Него единение; сама трапеза в силу этого стала религиозным актом; она была и благодарственной жертвой и символом и доказательством имеющего наступить для них царства Божия, которое господствует и управляет всей их естественной и общественной жизнью. Этот обычай общественных трапез, как богослужения, имеет большое значение для своеобразного освещения существа Церкви [175]"... "Пример Спасителя", - соглашается Эрмони [176], - "понятно, должен был произвести сильное впечатление на первые поколения Христиан; они были слишком близки к Нему, чтобы избегнуть того, что было в сиянии Его жизни; но Учитель, устанавливая евхаристию, праздновал трапезу с Своими учениками; и по силе тех обстоятельств, когда эта трапеза праздновалась, она украсилась исключительным характером торжественности и важности; это открывается из того, что можно апеллировать к тестаментарной фазе жизни Иисуса; первые христиане, которые живо представляли себе последние действия Иисуса, естественно принуждались праздновать трапезу в память того, что делал Учитель со Своими учениками; вещь- тем более вероятная, что Иисус, установляя евхаристию, сказал апостолам: сие творите в Мое воспоминаше и - возможно, что первые христиане распространяли эту заповедь вместе - и на трапезу и на евхаристию. Агапы, следовательно, в мыслях первых поколений христиан были воспоминанием последней вечери Христа... Наша гипотеза, следовательно, приводит нас к Иисусу и предпочитает объяснить происхождение агап, не выходя за существенную линию Христианства". Кажется, следует внести некоторую поправку в развитие этой аргументащи - именно в отношении к заповеди Христа совершать ту трапезу, во время которой произошло установление таинства евхаристии. Слова Господа: сие творите в Мое воспоминание, по общему голосу Церкви, имели В виду только таинство и никогда не относились к трапезе. Если допустить иное толкование, "если допустить, что агапы были тесно связаны с Пасхальной вечерей, то естественно спросить, почему они праздновались так часто" и почему они, постепенно падая и вырождаясь, были официально отменены Церковью. Если их совершение было результатом прямой заповеди Спасителя, то отмена церковной властью агап оказалась бы преступлением этой заповеди и неповиновением воле Господа [177]. Несомненно, что все остальные из высказанных мотивов, принадлежащих сторонникам такого решения вопроса, имели свое очень большое значение для возникновения и существования агап. Но это решение предполагает христиан уже слишком трезвыми людьми, которые, приняв во внимание те-то и те-то обстоятельства и применившись к ним, "учредили" у себя агапы. Но, насколько мы знаем, христиане Апостольской эпохи вовсе не были теоретиками, учеными богословами. Это прежде всего люди чувства, высокого нравственного подъема, - энтузиасты, горевшие любовью к Богу, Христу и друг к другу [178]. Вот почему агапы - не "учреждение", которое предполагает, быть может, комиссии и совещательные собрания. Как и богослужение, - теперь окаменелое и тяжелое, - агапы были свободным выражением нравственной и религиозной настроенности христиан, - невольным обнаружением их духовного "я".

§ 8
.

Однако в этом случае христиане прежде всего пошли одинаковым путем со всем человечеством. Другими словами, - христиане, как люди, - отдали в этом отношении дань своей человеческой природе, подчинились общим законам человечества. Во всяком случае, те многочисленные формальные аналогии агапам не только современные, что мы отметили, но и присущие народам древности, побуждают нас допустить здесь содействие и естественного фактора. Именно признаки агап, в отношении к ним, как явлению Христианства, конечно, чисто внешние, но тем не менее существенные, - общественный их характер и вкушение, - указывают нам путь к разрешению поставленного вопроса на почве социологии. К такому повороту дела нас побуждают предостерегающие слова Бастиана, - одного из великих мужей социологии, - который чуть ли не впервые поставил эту область знания на твердую в научном отношении почву, хотя и под именем этнологии. Он говорит: "согласно с психологическими законами этнологии при встрече с одинаковостью явлений сначала всегда следует иметь в виду всеобщие элементарные законы, и только по устранении всякой возможности найти в них объяснение загадки- можно обратиться к историческим отношениям, поскольку они допустимы. В этом пункте каждодневно увеличивающийся материал для доказательства этнологических параллелей образумит и убедит, наконец, самых тупых, ибо в виду того, что подобное знание параллелей является уже априористически данным, не заметить его не может никто" [179]... По его мнению, с которым только можно согласиться, "в каждом организме постоянны господствующие над ним законы; постоянны и законы этнических мировоззрений; вследствие чего мы с неизменною железною необходимостью во всех пяти континентах (при одинаковых условиях) наблюдаем зарождение одинаковых человеческих мыслей, - одинаковых, или подобных с некоторыми изменениями, создаваемыми местной жизнью. Подобно тому, как процессы жизни клеточки совершаются по одинаковым основным законам и в тропической пальме и в арктической ели; подобно тому, как одно и то же растете, смотря по местности, имеет широте, свернутые или игольчатые листья, - подобно тому, как лев является в различных модификациях, смотря по тому, живет ли он в Азии, Африке или Америке, - так точно под небом Индии живет иной народный дух, чем в Греции или Скандинавии" [180]. И это основное положение социологии, - науки, которая так сильно отвергается (но не опровергается) учеными - ортодоксами, имеет свою силу и по вопросу о происхождении агап. Действительно, все общества создаются людьми, - людьми одной и той же крови и плоти, одних и тех же мозгов и нервов, - пусть они далеко отстоят одни от других по своему духовному развитию, их природа остается одинаковой. Но над родом человеческим господствует власть, которой он не сознает, но которая является причиной принятия тех или других форм общежития и пр., перемены одной формы на другую, расцвета, возрастания, упадка и смерти. Психические элементы человечества всегда тверды, всегда постоянны и они ведут к созданию - независимо друг от друга - одинаковых явлений. "И великое Божественное общество-Церковь Христова в отношении к внешним формам не составляет исключения из них. Ее происхождение, действительно, не допускает сравнения с другими такими обществами; семя, из которого она выросла, божественное в смысле абсолютно единственного и не имеющего параллели; дух, который одушевляет и руководит ею, совершенно различен по роду от того, который руководит другие общества; однако он образует те же самые элементы, как и другие, и растет по тем же законам. Серый лишай на стене И самый роскошный продукт тропической растительности составлены из одной и той же протоплазмы и являются субъектами одних и тех же законов роста, хотя их форма так очевидно различна" [181]. Как мы уже заметили, на такую постановку вопроса нам дают право аналогии агап, - аналогии, продолжающая существовать, начиная с глубокой древности. Уже обращаясь к семье древности, - семье социальной, мы встречаем общественные трапезы. "Внешний характер, по которому мы узнаем социальную семью, есть не единокровие, а следующий двойной факт: тот факт, что дичь, убитая совместно, рыба, пойманная совместно, домашнее животное, взрощенное совместно, все и потребляется совместно, И затем факт общности культа, связанного с одним и тем же предком. Эти две черты следует хорошенько запомнить, так как они объясняют нам, почему касты, корпорации, древние города и т. п. придавали такое значение комменсализму, т.е. братским и периодическим трапезам и выполнение похоронных обрядов. Как бы ни мала была секта, собратья должны время от времени, в дни известных годовщин, сходиться за общим столом, участвовать в похоронах собратьев. В Алжире два племени в Оресе сливаются в одно племя лишь с того дня, когда ими совместно была устроена на их мусульманском кладбище похоронная трапеза в день поминовения умерших. Все это было бы трудно понять, не восходя к домашнему началу этих групп, хотя и не семейных, но вынужденных копировать обычаи семьи, чтобы образовать более обширные общества" [182] Фюстель де-Куланж также подтверждает это: "главным обрядом домашнего культа считалось приняэте пищи, что называлось жертвоприношением... Главный обряд культа гражданской общины также состоял из подобного рода принятия пищи. Оно должно было совершаться сообща всеми гражданами в честь богов покровителей. Обычай этих общественных столов был повсеместен в Греции; думали, что благосостояние гражданской общины зависело от его исполнения. В Одиссее мы находим описание одного из этих священных пиршеств; девять длинных столов поставлены для Пилосского народа; за каждым из них восседало 500 граждан и на каждом столе было принесено богам в жертву по девяти быков. Это пиршество... начинается и оканчивается возлияниями и молитвами (Одис. III, 5-9; 43-50; 339-341). Древний обычай общих столов был также и в древнейших афинских преданиях... Общественные столы были еще во время Ксенофонта..., - въ Аргосе, Спарте, городах Фингалии, Наукратисе, Тенедосе. В Афинах жребий указывал людей, которые должны были участвовать в общих обедах и закон строго наказывал уклонявшихся от этого... Судя по тому, что происходило на этих обедах, в них легко признать религиозный обряд. Каждый участвующей имел на голове венок..., был одет В белое платье. Обед начинался неизменно молитвою и возлияниями, при чем пелись гимны. Свойства пищи и род вина, подлежащего к употребление, указывались сборником обрядов каждого города... Обычай священных пиров был в силе В Италии, как и в Греции. Аристотель говорит, что в древности он существовал у народов, называвшихся энотрами, осками и авронами (Полит. VII, 9, 2-3). Виргилий два раза упоминает об нем в своей Энеиде; старый Латин принимает послов Энея не у себя дома, но в храме "освященном религиею предков; там совершаются священные пиршества по закланию жертв". Когда прибывает к Эвандру, то застает его творящим жертвоприношениe; царь окружен своим народом; все украшены венками из цветов и, восседая за одним общим столом, воспевают гимн в честь богов свое родины (Виргил. VII, 174 и след.; VIII, 102-111; 283-305). Этот обычай укрепился в Риме. Всегда существовало в нем особое здаше, где представители курий вкушали сообща. В определенные дни сенат творил в Капитолии священный обед. Во время торжественных праздников столы расставлялись на улицах и весь народ садился за них. Вначале этими обедами заведовали главные жрецы; потом эту обязанность возложили на особых жрецов, называвшихся epulones (Цицерон - De oratore HI, 19; Pro munera, 36). Эти древние обычаи дают нам понятие о той тесной связи, которая соединяла между собою всех членов одной гражданской общины. Человеческое общежитие было основано на религии; его символом был общий стол. Надо представить себе одно из небольших первичных обществ, собранное или все, или по крайней мере - в лице семейных вождей, за одним общим столом; все одеты в 6е-лом и на голове у каждого венок; все сообща творят возлияния, читают общую молитву, поют одни и те же гимны, вкушают одну и туже пищу...; среди них присутствуют их предки и боги-покровители разделяют с ними обед. Отсюда берет свое начало тесная духовная связь между членами общества..." [183].

Переходим к семитам. У евреев издавна существовал обычай устраивать общественный трапезы в соединены с жертвоприношением. "Среди них не было священной трапезы, имеющей в виду почитателей, если не была принесена жертва" и, наоборот, "жертвы не были приносимы без гостей" [184]. В книге Бытия мы читаем: "и заколол Иаков жертву на горе и позвал родственников своих (есть хлеб); и они Ели (и пили) и ночевали на горе" [185]. В первой книге Царств Самуил представляется председателем такого жертвенного торжества: Саул отыскивая Самуила, справляется о нем у девиц, вышедших черпать воду, и получает ответ: "вот, он впереди тебя; только поспешай, ибо он сегодня пришел в город, потому что сегодня у народа жертвоприношение на высоте; когда придете в город, застанете его, пока он еще не пошел на ту высоту, на обед; ибо народ не начнет Есть, доколе он не придет; потому что он благословит жертву, и после ТОГО станут Есть званные; и так ступайте, теперь еще застанете его" [186]. "Когда Давид окончил приношение всесожжение и жертв мирных, то благословил он народ именем Господа Саваофа; и роздал всему народу, всему множеству Израильтян (от Дана даже до Вирсавии), как мужчинам, так и женщинам, по одному хлебу и по куску жареного мяса и по одной лепешке каждому" [187]. Подобный религиозные пиршества имели крепкую связь в Ветхом Завете не только с религиозными [188], но и семейными праздниками. Так, пир устраивался при отнятии ребенка от груди матери [189], при заключены брака [190], по случаю свидания с другом или симпатичным лицом [191]. Обычай жертвенных трапез получил свою санкцию и от закона Моисеева, - и не только в соединении с пасхальным агнцем, но и десятиной и приношением ко алтарю начатка плодов [192]. Вообще, "в древнем Израиле всякое y6ieme было жертвой и человек никогда не мог вкушать говядину или баранину, кроме как в религиозном акте... Когда каждое местное общество имело свою собственную высоту, было правилом, чтобы всякое животное, убиваемое в пищу, представлялось к алтарю, и каждая трапеза, к которой готовилось мясо, имела характер сакрифициального торжества. Когда человек обыкновенно питался хлебом, плодами и молоком, и ел мясо только в праздничные и святые дни, это правило, пока существовало домашнее святилище, могло легко соблюдаться. Но когда не стало алтаря, кроме Иерусалимского, тожество заклания и жертвы не могло быть сохранено долее и, согласно постановлению Второзакония, было дозволено человеку убивать и вкушать домашних животных везде, заботясь только о том, чтобы кровь... проливалась на землю"... Но "религиозное торжество необходимо включало убиение жертвы" [193]. Нужно заметить, что "радостность была отличительной чертой семитических религий, мрачный оттенок они приобретали только в экстраординарные времена национальных бедствий или под впечатлением угнетающего деспотизма" [194]. Эти трапезы, собственно - участие в них, - накладывали известные обязанности на тех, кто ел и пил вместе. "Этическое значение, которое, таким образом, принадлежит жертвенной трапезе, рассматриваемой как социальный акт, получает особенную выразительность от известных древних обычаев и идей, связанных со вкушением и питьем. Согласно древним идеям, те, кто ел и пил вместе, уже этим действительным актом взаимно обязывался союзом дружества и взаимопомощи. Отсюда, когда мы находим, что в древних религиях все обычные функции почитания слагались в жертвенный обед и что обыкновенные сношения между богами и людьми не имели другой формы, мы должны вспомнить, что акт совместного вкушения и пития есть торжественное и принятое выражение того факта, что все участники трапезы-братья и сестры и что обязанности товарищества и братства implicite признавались в этом общественном акте" [195]. Для полного освещения дела - "должно помнить, что вся древняя (античная) мораль есть дело социального обычая и обычного права и что в большинстве примитивных форм древней жизни сила обычая так сурова, что едва ли существовал какой-нибудь средний путь между жизнью, идеально идущей по требованиям социальных обязанностей и отклонением ее в сторону, кроме казни со стороны гражданской и религиозной общины" [196].

Наконец, общественные трапезы с религиозным характером отмечаются путешественниками и этнографами у алгонкинов, манданов, перуанцев, сибирских тунгузов и бурят, северо-американских индейцев, жителей острова Сервати, племен северной Индии, жителей Мадагаскара, гвинейских негров, монголов [197] и в Южной Аравш [198]. Вообще, "в древних религиях на обед смотрели, как на благочестивое дело" [199].

Таким образом, пред нами на фоне всемирной истории ясно вырисовывается общечеловеческая концепция жертвенной религиозной трапезы. Мы убеждаемся, что эта трапеза - как бы то ни было - является выражением и орудием тесной взаимной связи. Но где взаимная связь теснее, как не в христианстве? И здесь мы видим трапезу, которая замыкается, как высшим своим пунктом таинством евхаристии. Так усиливается аналогия прежде данная. Несомненно, агапы стоят выше всех этих трапез, но форма их одинакова. Остается признать, что здесь имеет свое значение и силу общий психический закон, разнообразно проявляющейся, подобно тому, как в материальной природе один и тот же закон тяготения заставляет подниматься воздушный шар и падать камень.

Примечания

[1] Все авторы приведены из Kraus'a op. cit. В. I, S. 26.

[2] См. подробнее III-ю главу.

[3] Ziebart. op. cit. S. 2.

[4] ibid. Ss.. 3-4.

[5] Liebenam. Zur Geschichte und Organisation des romischen Vereinswesens. Drei Untersuchung'en. Leipzig. 1890.

[6] Ziebart. S. 5.

[7] ibid. S. 4.

[8] Ss. 6-7.

[9] S. 10.

[10] S. 11.

[11] S. 12.

[12] S. 12.

[13] 12 S.

[14] 13 S.

[15] S. 14.

[16] Ss. 15-16.

[17] Ss. 18-19.

[18] 19-26.

[19] 26-33.

[20] S. 27.

[21] S. 33.

[22] Ss. 33-69; 191-193.

[23] Ss. 69-70.

[24] 71 S.

[25] 73-74 Ss.

[26] Ss. 80. 75-77. 84-85. 9и. 92.

[27] Ss. 92-94.

[28] S. 95 ср. Белох. Ист. Греции. М. 1897. 1 т. 217 стр.

[29] Ss. 96-98.

[30] 99-101. 102-106. 110.

[31] Ss. 110-111.

[32] 116-117 Ss.

[33] S. 117.

[34] Ss. 118-121.

[35] Ss. 118-119.

[36] 123-125 Ss.

[37] 133-140 Ss.

[38] Ss. 141-195.

[39] S. 144.

[40] Ethic. Nicom. 1160a 28. Ziebart- S. 3.

[41] S. 12.

[42] S. 207.

[43] S. 16.

[44] S. 28.

[45] S. 28.

[46] S. 71.

[47] S. 74. Буасье. Рим. рел. 540 стр.

[48] S. 80.

[49] S. 81-83.

[50] s.111.

[51] 124 S.

[52] 150 S.

[53] 151 S.

[54] S. 152.

[55] s. 148.

[56] s. 157.

[57] s. 197.

[58] S. 125.

[59] S. Hi.

[60] S. 7-8.

[61] S. 152.

[62] S. 154.

[63] S. 157.

[64] 197 S.

[65] Corp. Hnscript. latin. I, 1107. 1108. 1131. 1492; YI, 167. 1740. 1624. 10317; XI, 3078; II, 1180; XII, 672; X, 1704.

[66] OIL. 1131. ИЗО; XIV, 2878.

[67] CIL. I, 563=X. 3773; I, 565; X, 3776 cp. 3777.

[68] С I, 1406. 1129=XIV, 2874.

[69] XII, 5388.

[70] XIV, 3603; 4144 cp. VI, 1639=XIV, 185; XIV, 409 cp. YI,

9682; XIV, 278. VI. 1022; XIV, 131.

[71] Liebenam op. cit. Ss. 67-158.

[72] О чем подробнее ниже.

[73] Plutarch. Numa 17; Plin. Major-Nat. hist. 34, 1, 1; 35, 46, 159.

[74] Florus I, 6, 3; Liebenam op. cit. S. 3; Mommsen. De collegiis et sodal. Romanorum. Kiliae. 1843, -28 p.

[75] ibidem.

[76] Libenam S. 5.

[77] Op. cit. p. 116.

[78] GIL. VI, 10423 cp. V, 2072; IX, 4696; III, 1303; VI, 10109; IX, 2480; X, 7; V, 5869; IX, 2998; Orelli 2409. Буасье. Рим. р. 587-588 стр.

[79] Liebenam. Ss. 11-13; 187-189. 195.

[80] Dig. 17, 2, 63.

[81] Liebenam. 178 S.

[82] Liebenam-Ss. 187. 206. 214-215-220.

[83] 192 S.

[84] S. 196.

[85] Ss. 201. 206.

[86] 202 s.

[87] 208 S.

[88] 209 S.

[89] 209 S.

[90] 210-211 Ss.

[91] Кулаковский -36 стр.

[92] Ремесленники и ремесло пользовались в классической древности глубочайшим презрением (Aristot. Polit. Ill, 3, 2; VIII, 2, 1. Pollux. I, 50: oi de kaqhmenoi banausoi kai h ergatsia autwn banasia) Дело доходило до такой степени, что ремесленник но мог быть военным (Liv. VIII, 20, 4; XXI, 63. 4; Sallust. Catil. 50; Seneca вер. ad. Lucilium III, 88, 21; Plautus, Curculio IV, 1, 490). Ромул принужден был запретить занятия ремеслами свободным гражданам (Дионисий. Римск. древности. IX, 25). Ср. Цицерон. De offi-ciis. I. 42, 150.

[93] Тит. Лив. XXIV, 10.

[94] Буасье. Риме. Релиия... 558-559 стр. Hardy op. cit. 184 p.

[95] Ziebart op. cit. S. 4. См. выше.

[96] Willmans. 320, 2858. 92. 2624. 2857. 2190. 2434. CIL. XIV. 256.

[97] Willm. 57. С I. L. VI. 406. 9148. 10681. V. 7487. Cp. Liebenam. S. 185.

[98] Орелли. 2417.

[99] CI. L. II, 1976.

[100] Буасье op. tit. 558 стр.

[101] Фюстель де-Куланж. 30-31 стр.

[102] Геродот-V, 72, 73-называетъ семью epistion, ион. efestion.

[103] Dig. 23, 2.]: uxor socia humanae rei atque divinae... Nuptiae sunt divini juris et humani communicatio.

[104] Ср. для более позднего времени слово - verna.

[105] Heinrici. Zur Geschichte der Anfange paulinischer Gemeindem in Zeitschrift fur Wissenschaftlichen Theologie 1887. S. 101.

[106] liiebenam. S. 286.

[107] CIL. X, 5919; V, 4459. 4416. 5894. 3415.

[108] Ephemer. epigr. Y, 498.

[109] CI. L. XI, 1355. Liebenam, S. 287.

[110] Орелли 6085.

[111] Liebenam с документальн. данными -Ss. 288-296; Кулаковский op. cit. стр. 31. 49 стр. упоминает еще Semo Sanctus.

[112] Cod. Theodos. XVI, 10, 20.

[113] Современная аналогия collegium funeraticum см. "Устав Московской кассы взаимного вспоможения на случай смерти". Адрес: верхние Торговые Ряды, № 232-233-298. М. 1899. Ср. "Союз немецких наборщиков" и "Союз металлорабочих". Рус. Вед. 1906 г. №ЛГ2 30 и 121.

[114] Orelli. 4073.

[115] Буасье. Рим. рел. 557 стр.

[116] Буасье. Рим. религ. 550 стр.

[117] Liebenam S. 221; Буасье - ор. cit.-551 стр.

[118] Буасье - ор. с. - 264-265 стр.

[119] In Flacc. 17.

[120] LX, 6.

[121] Apolog. с. 89 ср. Кипр. Каре. ер. 67.

[122] Буасье Гим. рел. 551 стр.; о пьянстве коллепи tibicines. Liebenam S. 15.

[123] Varro, de re rustic. Ill, 2, 16 cp. "colJegiorum coenae innumerabiles incendunt annonam".

[124] Corp. inscrip. gr., n° 126 ср. Rev. arch., сент. 1865, стр. 216.

[125] Die Apostel. Autorisirte deutsche Ausgabe. LeHpzig. Paris. 1866. S. 356 ср. р. пер. op. cit. т. XII. "Борьба Рима с иностранными культами в первом веке" стр. 25.

[126] Die Apostel 361 S.; р. пер. 27 стр.

[127] Die Apostel 365 S.; рус. пер. 29 стр.

[128] Cheetham. The Mysteries pagan and Christian. London. 1897. 120-121 p. Ср. материально и почти буквально зависимого Reating'a 6-7 pp.

[129] Ziebart op. cit. S. 156.

[130] Liebenam S. 171.

[131] LHebenam 172 S.

[132] ibid. 177 S.

[133] CIL. П. 8532. 9044. С. У. 359. XIV, 250-252. 3059. VL 10353. 10231. 4259-4262. XIV. 256.

[134] Liebenam. S. 223.

[135] ibid. S. 224.

[136] ibid. S. 173. Anmerkung 2.

[137] Liebenam S. 40; Mommsen op. cit. 115. 117 pp.; Plin. ep. 93 ad sustinendam tenuiorum inopiam utuntur (op. cit. 396 p.).

[138] Ziebart. Ss. 163-164.

[139] Evacbe. Римск. велиг. 561 стр.

[140]Римск. религ. стр. 566-568; ср. Ап. Пост. II, 49.

[141] Талмуд-трактата "Берахот", перев. Переферкович op. ciL т. I (кн. 1-2). СПБ. 1899. 19-31 стр.

[142] И благословеше этих хлебов в субботу носило отличительные черты. "Хозяин дома приподнимал один из хлебов, делал им знак над другим, полагал обе руки на оба хлеба, потом произносил благословение, преломлял и раздавал" (Goltz, Tischgebete... Ss. 7-8).

[143] Ср. Талмуд op. cit. 21 стр.

[144] Талмуд op. cit. 22 стр.

[145] ibidem.

[146] Ср. Мр. 15, 23.

[147] Талмуд 23 стр.

[148] Edersheim. op. cit. Vol. II, 206-210 p.; Goltz op. cit. Ss. 5-7.

[149] Талмуд op. cit. т. II (кн. 3 и 4). СПБ. 1899. 122 стр.

[150] ibid. 15-2 стр.

[151] 125 стр.

[152] Талмуд 112-115 стр. ср. Edersheim op. cit. p. 777.

[153] Liebenam S. 28.

[154] GaioV Kaisar..., kwliwn qiasouV sunagesqai kata polin monouV toutouV (touV IoudaiouV) uuk ekwlusen oute crhmata sunesferein. Antiqu. lud. XIV, 10, 8.

[155] Praepar. Evang. VIII. 11-12.

[156] De bello Iud. II. 8. 7; VIII, 5.

[157] Hausratli. Neutestamentliche Zeitgeschicme, В. I, S. 154. 157;Чемена. Происхождение и сущность ессейства. Черкасы. 1894. 85 стр.

[158] Peri biou qewretikou, De vita contemplatHva. Церк, Ист. II, 17.

[159] Lucius. Die Therapeuten und ihre Stellung in der Geschichte der Askese. Strassburg. 1880. S. 4; ср. Иероним. De viris illustr. с XI и epist. 22.

[160] Lucius. S. 18; Massebieau. Le traite de la vie contemplatiye et de la question des Therapeutes. Extrait de la Eevue de l'histoire des religions. Taris. 1888. 7-8 p.; Hausrath op. cit. S. 152.

[161] Lucius. S. 15; Masseb. 4 p.

[162] Lucius. S. 27-28; Massebieau. 8 p.

[163] Lucius. S. 28; Masseb. 8 p.

[164] Lucius. S. 22.

[165] Massebieau. 9 р.

[166] Lucius. S. 30; Massebieau p. 9: хлеб без закваски.

[167] Lucius. S. 31; Massebieau. 9 p.

[168] Hausrath op. cit. I, 154 S.

[169] ibid. I, 153.

[170] Чемена-ор. cit. 90 стр.

[171] Lucius. S. 14; MassebHeau. 5 p.

[172] Евсевий. Ц. И. II, 17.

[173] Apolog. 42 cap.; Карнеев - ор. cit. 88 стр.

[174] Лк. 24, 30. 35; Иоан. 21, 13.

[175] Das ApostoHscbe Zeitalter der christlHchen Kirche. Freiburg. 1892. Ss. 43-44. 578; Ladeuse op. cit. 355 p.; Harnack Th.-op. cit. Ss. 91-92; Keating-37-40 pp.

[176] Ermoni op. cit. 54-60 pp.

[177] Keating. 41 р.

[178] См. выше - стр. 10-11. 14 и др.

[179] Vorgeschichte der Ethnologie, S. 19 прив. у Гумпловича "Основы социологии". СПБ. 1897. 109 стр.-примеч.

[180] Прив. Ibid. 45-46 стр.

[181] Cheetham op. cit. 8-9 pp.

[182] Тард. Социальные этюды. СПБ. 1902. Стр. 180-181.

[183] Op. cit. 140 и прим. 3-е; 141-143 стр.

[184] Robertson Smith-Lectures on the religion of the Semites. London. 1901. 223. 254 pp.

[185] Быт. 31, 54.

[186] 9, 12-13 cp. 20, 6.

[187] 2 Пар. 6, 19 ср. 15, 12; Неем. 8, 10; Иезек. 39, 17-20; Амоса 4, 5.

[188] Тов. 2, 1-2.

[189] Быт. 21, 8.

[190] Суд. 14, 10; 8, 19.

[191] Быт. 24, 11. 33.

[192] Второзак. 16, 7. 11.

[193] Smith. 241. 238. 242 pp.

[194] 262 р.

[195] ibid. 265 р. ср. 269-271.

[196] 256 р.

[197] Тэйлор. Первобытная релипя. т. II. СПБ. 1897. Стр. 413. 416. 421-422. 425-426.

[198] Smith op. cit. p. 247.

[199] Буасье. Рим. рел. 550 стр.